Платформа предназначена для общения представителей гойского и еверского происхождения. Здесь можно обсуждать все вопросы связанные c событиями происходящими на Земле в аспекте еверологии, а также с мировоззрением, мироустройством прошлого настоящего и будущего. Почти всё в ваших руках. Удачи!
История знает немало примеров, когда человечество за официальную научную доктрину принимало теорию, полную ошибок и неувязок. Таковым, например, было средневековое представление о плоской Земле, вокруг которой вращается весь мир. Таковой являлась теория теплорода. Вероятно, в список сомнительных, граничащих с несостоятельными рискует сегодня попасть и теория фонемного строя человеческой речи, уже полтора столетия применяемая в Европе и Америке.
Возможно, что для изучения и описания эволюции и миграции языков фонетика является вполне достаточным инструментом. Однако в сфере практической детской педагогики современная фонетика не только не разрешает многих проблем речевой коррекции и обучения грамоте, но наоборот, часто усугубляет эти проблемы. Методисты всё более изощряют и оттачивают свои разработки в соответствии с принятыми концепциями, а практическая результативность этих новейших разработок всё более и более падает. Европейцы с недоумением взирают на то, как из года в год ухудшается статистика по легастении.
(Легастения — общее понятие для дислексии и дискалькулии — дидактическое заболевание, при котором интеллектуально здоровые люди обнаруживают серьезные проблемы при обучении чтению и письму.)
Число легастеников в англо- и франкоязычных странах превышает 9% от населения. Еще недавно в Германии эта цифра равнялась 6%. По актуальным данным Dislexieverband среди 7,8 млн. германских детей в возрасте от 6 до 15 лет официально признано легастениками/дислексиками 1,8 млн. [1]
В России насчитывается всего лишь 3% легастеников, причем заболевание это проявляется не в столь крайней форме, как на Западе — хоть и с большими проблемами, но русскому чтению оказываются обучаемы почти все российские дети, не страдающие интеллектуальными отклонениями.
В это же время в Японии число легастеников равно нулю. [2] Западные исследователи пытаются объяснить этот факт тем, что японская письменность приближена к рисункам и вследствие этого воспринимается правым полушарием мозга. Однако в Израиле и в Арабских Эмиратах буквы ни в коей мере не являются рисунками, и все же легастения в Израиле проявляется лишь в тех случаях, когда обучение детей-иммигрантов чтению начинается не с иврита, а с русского или с английского языков. Налицо прямая взаимосвязь между возникновением легастении и традиционной для Запада фонемо-буквенной методологией обучения.
Разница между европейским и восточным взглядом на речевые звуки сложилась под влиянием разных принципов письменности. В Европе применяются азбуки фонемные, а на Востоке — слоговые и консонантные. Европейские алфавиты содержат, как правило, от тридцати до сорока букв, и именно эти буквы европейцы называют звуками. Европейцы пообразованнее уточняют в этом месте, что буквы и звуки относятся друг к другу не непосредственно, а через так называемые фонемы. Ведь многообразие речевых звуков со всеми их реальными оттенками в речи каждого человека огромно, а тридцать-сорок букв — это всего лишь условность, приблизительные обобщения, артикуляционные и акустические признаки реальных звуков, но не сами звуки.
"Звук и фонема соотносятся между собой как явление и сущность этого явления. Это значит, что фонема — обобщенная, недоступная непосредственному восприятию единица — имеет в своем распоряжении некоторое количество звуковых вариантов, в которых она, смотря по обстоятельствам, и реализуется. Один из этих вариантов (наименее обусловленный) считается основным, представительным для данной фонемы." [3]
Например, гласная фонема/буква "О" является условным обобщением трех совершенно разных вокал в слове "МОЛОКО", а буква "Г" в речи южнороссиян по звучанию скорее похожа на звонкий вариант фрикативного "Х", но не на взрывной звук "Г" северян. В русском произношении допускается редуцирование, искажение, сглатывание многих фонем, как гласных так и согласных, и написанные слова иногда очень сильно отличаются от слов произнесенных. Не случайно еще Бодуэн де Куртене требовал от школьных учителей и университетских преподавателей "не смешивать звуки языка и означающие их начертания", и считал это "краеугольным камнем лингвистического образования". Но разве для русских преподавателей может быть авторитетно мнение какого-то там Бодуэна де Куртене, доктора наук, профессора четырех университетов, свободно владевшего минимум пятью западноевропейскими языками, известнейшего исследователя индо-европейских языков, основоположника российской фонетики? Для многих, как оказывается, совсем не авторитетно.
Не авторитетно российским преподавателям также и мнение Словаря лингвистических терминов Ахмановой, дающего трактовку фонемы с четырех разных точек зрения, из которых видно, что фонема является совсем не звуком, а неким обобщением различительных признаков, классом звуков, их психическим эквивалентом и в конечном итоге абстракцией второй степени:
"Фонема — это 1) Кратчайшая (минимальная) единица системы выражения звукового языка, представляющая собой определенную совокупность одновременно дифференциальных признаков и способная различать звуковые оболочки разных слов и морфем. 2) (звуковой тип) Класс фонетически подобных звуков. 3) (акустико-артикуляционное представление) В психологической трактовке — представление звука речи в качестве психического эквивалента реально произносимых звуков. 4) Абстракция второй степени, представляющая собой отвлечение от всех позиционных вариантов произнесения данного звука." [4]
И Толковый словарь Российской Академии Наук русским преподавателям также не авторитет. А в словаре этом определение фонемы начинается с того, что фонема является не реальным речевым звуком, а абстракцией:
"Фонема — это абстрактная неделимая звуковая единица языка, служащая для различения значимых единиц (словоформ, морфем) и обнаруживающая свои различительные признаки в разных позициях." [5]
Чего греха таить, многим русским преподавателям никакая наука не авторитетна, ведь всё-равно от нее нет никакой практической пользы. И по сей день втолковывают школьные учителя своим первоклассникам, что "Буква и звук — это почти одно и то же, только буквы мы пишем, а звуки слышим". Чтобы дети поняли такие объяснения, взрослые еще задолго до школы пытаются развить малышам фонематический слух. Но слышать фонемы, то есть слышать абстракции — это всё-равно что вместо реальных предметов видеть их названия, на такое здоровый человек не способен, учить такому вредно. При этом маленьким детям предлагается работать с абстракцией даже не первой степени, и даже не второй, как утверждает словарь Ахмановой, а с абстракцией третьей (!) степени. Об этом ниже.
Реальная проблема при обучении детей "слышать фонемы" состоит вовсе не в том, что одна и та же буква может означать множество совершенно разных звуков. В конце концов, в немецком языке, например, недопустимо никакого редуцирования гласных — уж если написано "SCHOKOLADE", то и читать необходимо именно "О", соблюдая не только округлость, но даже определенную длину этого звука. Однако легастеников в Германии меньше всё-равно не становится. Россияне могли бы совершенно четко с вологодским оканьем произносить все три "О" в слове "МОЛОКО", но обучение чтению от этого однозначно не стало бы легче. Проблема заключается в ином. Вопреки всем стараниям учителей, дети долгое время оказываются неспособны разделить слова ни на абстрактные фонемы, ни на "реальные звуки с их оттенками" так, как от них желают этого взрослые. Например, устное слово "МАМА" дети делят на две части "МА-МА", и утверждают при этом, что каждое "МА" и есть один звук. Дети никак не хотят разделить слово "МАМА" на четыре звука "М-А-М-А", и взрослым приходится тратить несколько месяцев, рисуя схемы слов и раскладывая вместе с учениками красно-сине-зеленые фишечки, чтобы научить детей такому звукоделению. Вот что пишет по этому поводу Л.Е.Журова в статье "Обучение грамоте в детском саду":
"Исследователи, занимающиеся проблемами психологической готовности детей к овладению грамотой, отмечают неумение детей 6—7-летнего возраста произвести звуковой анализ слова. Это неумение старших дошкольников разложить слово на составляющие его звуки многие исследователи склонны объяснить тем, что ребенок не слышит звуков в слове. Мы сталкиваемся со своеобразным парадоксом: с одной стороны, доказанная многочисленными исследованиями возможность очень тонкого различения ребенком звуковых комплексов, формирующаяся уже к 2 годам, и, с другой стороны, неумение ребенка старшего дошкольного возраста „услышать“ отдельный звук в слове." [6]
Далее в этой же статье Л.Е.Журова выдвигает некоторое сомнение по поводу того, а правильно ли вообще трактуется наукой вышеобозначенная проблема:
"В психологической литературе, с нашей точки зрения, произошло смешение двух принципиально различных понятий — фонематического различения ребенком звуков речи и умения разделить слово на составляющие его звуки. Широко бытующие в педагогической и методической литературе указания на то, что у здоровых детей подготовительной к школе группы плохо развит фонематический слух, являются принципиально неправильными. Речь может и должна идти о том, что ребенок с нормально развитым фонематическим слухом почему-то не может провести звуковой анализ слов, более того, затрудняется даже в вычленении отдельных звуков в слове (именно в выделении отдельных звуков, а не в слышании их)." [6]
Может и правы учителя, игнорирующие академическую науку? Может быть, прав Н.А.Зайцев, предложивший свою методику "Кубики Зайцева", принципиально отличающуюся от традиционного фонемо-буквенного анализа? "Дети делят слова вовсе не на звуки, а на склады", — уверяет Зайцев. Ему вторят также и некоторые другие специалисты-филологи, например преподаватели школы иностранных языков Langust:
"Слово в речи делится не на звуки, а на слоги <...> В речи осознаются и произносятся именно слоги. Поэтому при развитии письма у всех народов в алфавитах сначала возникали слоговые знаки, и только потом буквы, отражающие отдельные звуки." [7]
Итак, тут мы подошли к необходимости рассмотреть, что есть такое слоговые знаки, которые у всех народов предшествовали буквам-фонемам.
Восточные письменные знаки, в отличие от европейских, содержат в себе сразу целый слог. Например, в японской хирагане иероглифом あ записывается слог А, а иероглифом ま записывается слог МА. Причем это именно европейцы называют японское письмо слоговым, сами же японцы называют его звуковым, то есть считают МА одним неделимым звуком. Ни одному умом нормальному японцу не придет в голову в слове まま (МА-МА) искать звук あ (А).
Точно так же и в консонантной письменности Ближнего Востока: огласовка никогда не рассматривается как самостоятельный "гласный звук", но записывается всегда лишь как придаток к консонанте, а часто не записывается вообще. Согласная буква מ, например, сразу прочитывается как МЪ, или МА, или МУ, или МИ, и разделить эту звуковую единицу на две "половинки" не позволяется. То, что в Европе называют "отдельным гласным звуком", например "гласный звук А" или "гласный звук У" или "гласный звук И", на Ближнем Востоке считается лишь вокальной огласовкой, неотъемлемой от гортанного щелчка (консонант א) или от свободного выдоха (консонант ע). По понятиям израильтян, например, в слове МАМА не произносится ни свободного выдоха עА, ни гортанного щелчка אА, а значит и "отдельного звука А" в слове МАМА нету.
Вспомним при этом, что почти любой российский учитель, почти каждый российский логопед одним из первых вопросов задает ребенку именно вопрос о том, с какого звука начинается слово "МАМА". И когда ребенок говорит "МА", взрослый без толики сомнения начинает его переучивать на свой лад.
Читая этот экскурс в восточное звукоделение, некоторые россияне сразу возражают: "К чему это сравнение с японским и еврейским языком? Мы ведь не произносим никаких гортанных щелчков. У нас свой язык, русский, со своими правилами, со своей грамматикой!"
Это огромное заблуждение, уважаемые. Во-первых, гортанные щелчки и свободные выдохи мы произносим в нашей речи постоянно. Слово ах невозможно произнести без гортанного щелчка или без свободного выдоха в начале, один из этих согласных звуков непременно произнесется даже без нашего желания. Так же и со словами аист, окна, ухо, эхо, искры — гортанный щелчок или свободный выдох образуются там, где мы в начале слова произносим ударные А, О, У, И или Э. Каждый из нас с самого раннего младенчества умел кряхтеть и кашлять, и каждый из нас слышал от родителей усиленное א А א А א А א А א А, когда они призывали нас поднатужиться и покакать. Одними лишь буквами ААААА это горловое кряхтение записать невозможно, в русской азбуке не хватает согласной буквы для этого щелчка, равно как не хватает буквы для обозначения свободного выдоха. То, что мы, россияне, с детства научены взрослыми не обращать на эти звуки внимания и не отмечать их на письме буквами — это отнюдь не означает, что таких звуков в русской речи нет.
Во-вторых, русская письменность появилась когда-то по образу и подобию письменностей восточных. В старославянском языке не было закрытых слогов, и вся устная речь звучала как поток открытых слогов типа "С+Г". Так, например, слова къто, чьто, кънязь делились только на открытые слоги (къ-то, чь-то, къ-ня-зь), а буквы ъ и ь считались безударными неопределенными гласными [8]. Гласная буква ъ была изъята из русской грамматики с приходом большевиков к власти менее всего лишь ста лет назад. До революции 1917 года написать звук М без последующей гласной буквы Ъ в слове домъ считалось в России верхом безграмотности. После революции всё, что было исследовано и записано по поводу русской фонетики нашими отечественными учеными — это не более чем анамнез инвалида после удаления у него жизненно важного органа. Случайное упоминание в научной работе об удаленной фонеме всерьез грозило ученому репрессиями со стороны Наркомпроса.
И в-третьих, маленькие дети независимо от страны рождения воспринимают любую устную речь абсолютно одинаково, хоть русскую, хоть японскую, хоть еврейскую. Слух у всех детей одинаковый, и артикуляционные органы тоже, и думают дети во всем мире поначалу совершенно одинаково. Как мы, взрослые, научим детей думать, так оно и будет. Но на Востоке взрослые объясняют детям про звуки таким образом, что дети легко понимают эти пояснения и без всякой легастении обучаются чтению. А на Западе взрослые вовлекают детей в теоретические лабиринты, в которых уже сами давно заблудились. Из поколения в поколение жители Запада, в том числе и России, вынуждены с самых малых лет заучивать теорию, вызывающую у многих детей непонимание и даже отторжение вплоть до дидактоневрозов и легастении. В последнее столетие, когда обучение детей основам фонетики начинается всё в более раннем возрасте и когда взрослые всё более изощренно развивают детям "фонематический слух", портя при этом слух речевой — стоит ли удивляться в этой ситуации, что эпидемия дислексии на Западе неуклонно распространяется.
Ну и наконец, как бы российские учителя, логопеды, методисты, доктора наук и академики ни возражали на приведенные здесь рассуждения, — (доктора и академики просто обязаны возражать, ведь они именно тем и заслужили свои степени, что не только усердно выучили, но развили вширь и углубили внутрь фонетическую теорию) — однако Лингвистический энциклопедический словарь Научного издательства "Большая Российская энциклопедия" (достаточно авторитетный источник для ученого читателя?) утверждает, что для русского языка минимальной произносительной единицей речи является вовсе не буква и не фонема, а именно слог. Жаль, что в своем определении даже этот авторитетный словарь совершенно по-бытовому употребляет слово "звук" вместо слова "фонема":
"Слог — это фонетико-фонологическая единица, занимающая промежуточное положение между звуком [подчеркнуто Л.Ш., правильно было бы фонема] и речевым тактом... С точки зрения речедвигательного управления слог есть минимальная цепочка звуков, внутри которой действуют правила коартикуляции (наложение артикуляции последующего звука на артикуляцию предыдущего) <...> Предполагается, что слог реализуется не как последовательность составляющих его звуков, а как цельный артикуляционный комплекс, то есть задается единым блоком нейрофизиологических команд к мышцам." [9]
Из этого определения видно, что слог есть "минимальная цепочка", а значит разделить его на еще более мелкие составляющие элементы в реальной устной речи невозможно. И если дети произносят слог как неразрывный "цельный артикуляционный комплекс", который "задается единым блогом нейрофизических команд", то логично, что именно эту звуковую величину, без искажения далее не делимую, они называют звуком.
Необходимо уточнить, что речь идет именно об открытых слогах типа "С+Г" (согласный+гласный), а не о всяких разных слогах с несколькими согласными.
"Слогоразделы в интерактивных комплексах согласных неопределенны ввиду невыраженности дистрибутивных схем слога (о-стрый / ос-трый / ост-рый)" [10]
Другими словами, связи между примыкающими согласными в слоге настолько слабы, что даже архинатренированные взрослые специалисты оказываются до сих пор не способны договориться, как же правильно делить слова на слоги. Что считать грамотным переносом слов со строки на строку — это остается в академической науке большим вопросом. Требовать от дошкольника "правильного" слогоделения, причем требовать еще до того, как он научился читать — это есть совсем не корректно по отношению к ребенку. Без умения читать ребенок оказывается не способен понять фонемо-буквенный и слоговый строй речи, как беззубый грудничок оказывается неспособен жевать кусочки мяса.
Поразмышляйте, последите за собственной артикуляцией, и вы сами убедитесь, что М в слове МАМА произносится несколько иначе, чем М в слове МУХА. В слове МУХА губы вытягиваются вперед трубочкой еще до того, как началось М. Когда логопеды и учителя для демонстрации усиленно удлиняют М в слоге МУ, чтобы показать ребенку, что М от У отделяемы — они в этот момент просто подменяют одни звуки другими и произносят ММУ вместо МУ. Дети каждый раз с удивлением не могут понять, как же это взрослый не слышит разницу между столь разными МУ и ММУ. Ведь дети не могут предположить, что у взрослых уже давно испорчен нормальный слух, но зато развит слух фонематический. Если бы у каждого из этих слов МУ и ММУ было в русском языке свое собственное лексическое значение, например как в словах СУ (в смысле "французская монетка") и ССУ (в смысле "писаю"), то ребенок сразу указал бы взрослому на неправомерность такой подмены.
Увы, подменой понятий "звук" и "фонема" в российской литературе грешат практически все авторы, и призывы Бодуэна де Куртене не смогли изменить эту средневековую традицию. В приведенных нами выше цитатах и Л.Е.Журова, и Н.А.Зайцев, и преподаватели школы Langust тоже вместо слова "фонема" употребляют слово "звук". И на наш взгляд, именно эта малюсенькая подмена создает столь много проблем в европейской педагогике. А ведь если бы уважаемая Л.Е.Журова не путала эти два столь разных понятия, то ее собственная цитата могла бы стать ответом на ею же выдвинутый вопрос. Сейчас мы не поленимся и еще раз повторим отрывок из статьи Журовой, на этот раз заменив, где это необходимо, слова "звук" и "фонема". Места замены и незамены мы подчеркнем:
"Исследователи, занимающиеся проблемами психологической готовности детей к овладению грамотой, отмечают неумение детей 6-7-летнего возраста произвести фонематический анализ слова. Это неумение старших дошкольников разложить слово на составляющие его фонемы многие исследователи склонны объяснить тем, что ребенок не слышит фонем в слове. Мы сталкиваемся со своеобразным парадоксом: с одной стороны, доказанная многочисленными исследованиями возможность очень тонкого различения ребенком звуковых комплексов, формирующаяся уже к 2 годам, и, с другой стороны, неумение ребенка старшего дошкольного возраста „услышать“ отдельную фонему в слове. <...> В псхилогической литературе, с нашей точки зрения, произошло смешение двух принципиально различных понятий — аккустического различения ребенком звуков речи и умения разделить слово на составляющие его фонемы. Широко бытующие в педагогической и методической литературе указания на то, что у здоровых детей подготовительной к школе группы плохо развит фонематический слух, являются принципиально неправильными. Речь может и должна идти о том, что ребенок с нормально развитым речевым слухом почему-то не может провести фонематический анализ слов, более того, затрудняется даже в вычленении отдельных фонем в слове (именно в выделении отдельных фонем, а не в слышании звуков)."
Никакого парадокса, оказывается, нет. Дети к двум годам очень тонко слышат звуки, а вот слышать фонемы отказываются. Проблема состоит лишь в том, что взрослый предлагает ребенку в устных словах вместо звуков искать абстрактные единицы, то есть "половинки звуков", которых в природе на самом деле не существует и которые в принципе невозможно ни произнести, ни услышать. Для взрослых эти "половинки звуков" понятны, ведь взрослые уже умеют читать и знают, из скольких букв состоит то или иное письменное слово. Но ребенок-то этого еще не знает. Ребенок-то ориентируется не на количество и не на названия букв, а на свой слух и на артикуляцию.
Так же и в статье из Лингвистического словаря — да простят нас его авторы — достаточно было бы заменить в этом определении слово "слог" на слово "звук", а в подчеркнутых нами местах заменить слово "звук" на слово "фонема" — и противоречия между восточным и западным пониманием звуков само собой устранились бы, а вместе с этим устранилось бы и непонимание европейскими детьми взрослых пояснений про буквы и звуки:
"Звук — это фонетико-фонологическая единица, занимающая промежуточное положение между фонемой и слогом, то есть ритмическим речевым тактом. С точки зрения речедвигательного управления звук есть минимальная цепочка, состоящая из согласной и гласной фонем, внутри которой действуют правила коартикуляции (наложение артикуляции последующей гласной фонемы на артикуляцию предыдущей согласной) <...> Предполагается, что звук реализуется не как отдельная согласная фонема и не как отдельная гласная фонема, а как цельный артикуляционный комплекс, то есть задается единым блоком нейрофизиологических команд к мышцам."
Итак, в слове МАМА нет ни одного звука М, но есть два одинаковых звука МА. Звук М есть в слове ДОМ. Звуки не могут быть гласными или согласными, гласными или согласными могут быть только буквы и фонемы. — вот и все основные правила восточной теории, понятные детям как само собой разумеющееся. Если принять новую для России теоретическую концепцию, рассмотренную выше, то у российских детей серьезно поубавится проблем с речевым слухом. А уж про обучение чтению и говорить не приходится: игровые методики "Ребус-метод" и "Слогофон", разработанные с опорой на восточные принципы, обучают российских детей чтению буквально за считанные минуты. [11]
Отправлено: 06.09.14 20:31. Заголовок: Как не надо учить русскому языку
СИНИМ выделены элементы явного и скрытого вредительства . Будем называть вещи своими именами, это не ошибка , на заблуждение, это настоящее ВРЕДИТЕЛЬСТВО!
ПСИХОЛОГО-ПЕДАГОГИЧЕСКИЕ ПРИЧИНЫ НЕГРАМОТНОСТИ СОВРЕМЕННЫХ ШКОЛЬНИКОВ Автор: ЯСЮКОВА ЛЮДМИЛА АПОЛЛОНОВНА руководитель лаборатории социальной психологии НИИ комплексных социальных исследований СПбГУ, кандидат психологических наук, психолог-консультант В исследовании, проведенном в 2000 году в рамках программы «Program for International Student Assessment» (PISA), изучалось чтение и грамотность 15-летних учащихся 32 стран (4). Наиболее грамотными были признаны учащиеся Финляндии, Канады, Новой Зеландии, Австралии, Ирландии, Кореи, Великобритании, Японии, Швеции, Австрии (1-10 места). Французские школьники заняли 14-е место, американские — 15-е, испанские — 18-е, итальянские — 20-е, немецкие — 21-е, школьники России оказались на 27-м месте. Замыкали список учащиеся Мексики и Бразилии. Если еще учесть, что исследование проводилось среди 15-летних подростков, т.е. в 9-10-х классах, до которых у нас не добираются полностью неграмотные учащиеся, то каков на самом деле уровень грамотности среди молодежи (и не только среди молодежи) в нашей стране? К сожалению, уже никого не удивляет многообразие ошибок даже в печатных текстах (книги, газеты, журналы), которые остаются, несмотря на встроенную в компьютерные программы проверку правописания. За последние десятилетия все к этому привыкли, успокоив себя ссылками на сложность русского языка.
Сложность заключается в том, что в русском языке нет взаимно однозначного соответствия между звучанием и написанием слов. При этом известно, что писать надо не так как слышится, а в соответствии с принятой графикой изображения и правилами написания. Учебные программы начальной школы до середины 80-х годов прошлого века строго следовали этому принципу: детей сначала знакомили с буквами и правилами, по которым из них складываются слова и далее — с правилами построения предложений и написания текстов. Зрительный метод обучения был нацелен на то, чтобы дети привыкали писать так, как видели, а не так, как слышали. Чтению учили так же наглядно, посредством составления из букв слогов и слов, и далее составлению из слов предложений. В результате, подавляющее большинство учащихся выпускных классов обычных общеобразовательных школ писало экзаменационное сочинение, делая на 10 страниц текста не более 2-4 ошибок. (Сегодня таких результатов достигают отдельные учащиеся гимназий, а про общеобразовательные школы и вообще говорить не приходится.) Однако этот метод обучения был признан неправильным, и были разработаны учебные программы, в основу которых был положен звуковой анализ речи. Современные программы, основанные на фонематическом методе, обучают, в первую очередь, звуковому анализу речи, определению звукового состава слова. Только после этого детей знакомят с буквами и показывают, как переводить звуковой образ в буквенную запись, т.е. обучают детей писать так, как они слышат. (примечание редакции: а поскольку научить правильному написанию русских слов таким методом просто теоретически невозможно, даже у нормальных детей возникают неврозы на почве, снижение самооценки и психологический тупик) И после этого мы удивляемся повальной неграмотности. Однако ни педагоги, ни психологи не подвергают сомнению качество учебной программы, но единодушны в том, что причина неграмотности — в недостатках развития фонематического слуха современных детей. И начинают развивать этот слух со старшей, а иногда и со средней группы детского сада. Современные дети в течение двух-трех лет до поступления в школу выполняют разнообразные упражнения, чтобы научиться выделять фонемы и анализировать звуковой состав слова, а логопеды помогают им преодолевать дефекты звукопроизношения. Миф о том, что фонематический слух абсолютно необходим при обучении чтению и грамотному письму, так утвердился за последние 20 лет, что уже никто не подвергает это положение сомнению. Считается, что даже буквы можно успешно усвоить только в том случае, «если: 1) ребенок имеет четкий слуховой и артикуляционный образ звука, т.е. когда он звук дифференцирует, не смешивая с другими, что называется фонематическим восприятием; 2) ребенок имеет представление об обобщенном звуке речи, о фонеме, имеющей смыслоразличительное значение, и умеет выделять звуки из речи, т.е. проводить фонематический анализ» (4 с. 152). Педагоги, логопеды, психологи убеждают родителей, что грамотное письмо невозможно, если до школы не сформировать у ребенка фонематический слух. И приводят в подтверждение своих слов неграмотность современных школьников. Однако любой педагог, логопед, психолог может прийти в школу, где обучаются глухонемые дети. (Я в такой школе работала 4 года.) У глухонемых детей вообще нет никакого слуха, не только фонематического, тем не менее, большинство из них пишет грамотно. Работают они по учебникам общеобразовательных школ, читают и вполне понимают, что в них написано. Следовательно, без фонематического слуха вполне можно обойтись и при обучении чтению, и при обучении грамотному письму. Естественно, глухонемых детей учат зрительным, буквенным методом и достигают с его помощью высоких положительных результатов. Если логопеды доказали, что у современных детей не развит фонематический слух, то зачем при их обучении использовать программы, основанные на фонематическом анализе? Школа должна решать вполне конкретную задачу: обучать тех детей, которые приходят учиться. Даже если программы прекрасны сами по себе, но не обеспечивают качества обучения современных детей, зачем их использовать? Не лучше ли вернуться к программам 60-70-х годов прошлого века или использовать новые разработки, основанные на зрительном методе, например, кубики Н.А. Зайцева? Своих детей я учила чтению и письму зрительным методом, и по русскому языку за все время обучения, кроме пятерок, других оценок у них не было. За годы консультирования я помогла многим учащимся при помощи заинтересованных родителей, вопреки школьным программам, добиться грамотного письма, используя именно зрительные методы обучения. Современным педагогам не нравится, когда в классе оказываются дети, научившиеся читать с помощью буквенных касс или кубиков Н.А. Зайцева. Основная претензия состоит в том, что дети не знакомы с фонематическим анализом. Обычно у меня происходит следующий диалог с учителем: «Дети читают бегло?» — «Да, но не умеют делать фонематический анализ». — «Дети пишут грамотно?» — «Да, но не умеют делать фонематический анализ». — «Если они бегло читают и пишут грамотно, зачем им фонематический анализ?» На последний вопрос учителя отвечают ссылками на программу, которая этого требует. Если в первом классе бегло читающие дети усердствуют в освоении фонематического анализа, слуховой образ слова начинает вытеснять зрительный его образ, и письмо становится менее грамотным. Я не против того, чтобы учащиеся знали, что такое фонема и могли сделать фонетический разбор слова. По старым программам их этому обучали в 5-6 классах, и они овладевали основами теоретической лингвистики, сохраняя при этом грамотное письмо. Какие же рекомендации дают психологи родителям, которые готовят своих детей к школе и хотят научить их читать? Естественно, рекомендуют развивать фонематический слух. Е.А. Бугрименко и Г.А. Цукерман, авторы многих известных пособий, подчеркивают, что «начинать обучение грамоте с букв опасно» (2 с. 6), «знакомству и работе ребенка с буквами должен предшествовать добуквенный, чисто звуковой период обучения» (2 с. 7). Ими разработано и предложено много игр и упражнений на определение первого и последнего звука в слове, различение твердого и мягкого звуков, выделение ударного гласного звука, проведение полного звукового анализа слова, которые широко используются в дошкольном и начальном школьном обучении.
В предлагаемых ими играх-упражнениях на «МА» начинаются не только слова машина, матрешка, но и мочалка, морковка, а на «СА» начинается слово собака (2 с. 54). Первый звук в слове эскимо — «И», а в слове вторник — «Ф». В словах НОС и НЕС различаются именно первые звуки(твердый и мягкий Н), а вторые гласные звуки одинаковы (О) (2 с. 36). Ударный гласный звук «О» следует выделять не только в словах корова, конь, овцы, но и в словах теленок, козленок. В словах конфета и орехи — ударный звук «Э», в слове изюм — «У», а в слове инжир — «Ы» (2 с. 21).
Ребенок должен научиться правильно слышать звуки в словах: (ЙЭ)ЛЬ, (ЙО)ЛКА, (ЙУ)БКА, (ЙА)КОРЬ, т.к. не существует звуков Е, Ю, Я. Ребенка рекомендуется знакомить с буквами только после того, как он научится легко выделять звуки в любых предлагаемых ему словах. Как Вы думаете, как будут писать дети после подобных упражнений? Естественно, они будут писать так, как слышат. понятно, откуда появился "язык подонков"? и с какой целью был рапиарен udaff.com? ------ Когда дети, не видя букв, долго (1-2 года) работают со звуковым составом слова, у них формируется слуховая доминанта: звуковой образ слова становится для них главным, «первичным», а буквы, которые они начинают впоследствии использовать для записи слов — вторичны. Могу привести реальный тому пример из школьной жизни. Когда учительница в 1-ом классе рассказала ребятам про букву «а», написала ее на доске и спросила, какое слово на букву «а» они знают, то услышала от детей — «агурец». Даже выучивая в школе правила, они продолжают писать неграмотно, т.к. им просто не приходит в голову проверять написание привычно звучащих слов. !!! Е.А. Бугрименко и Г.А. Цукерман отмечают, что «в первых детских письменах обязательно будут расхождения с орфографическими нормами. Раннее письмо детей, хорошо чувствующих звуковой состав слова, более всего напоминает транскрипции. Постарайтесь пока не обращать внимания на орфографические ошибки, более того — радуйтесь, если ребенок точно воспроизводит звучание слова и пишет, например, „што" и „песьня". Это свидетельствует не о безграмотности, а об отличном фонематическом слухе» (2 с. 51). «Для вашего ребенка еще не пришла пора заняться орфографией. Пока что он имеет право писать так, как слышит (вы сами научили его хорошо слушать звучание слова). И если он написал НОШ (вместо НОЖ) и САБАКА (вместо СОБАКА), не спешите обрушивать на него всю орфографическую премудрость: большинства объяснений он еще не поймет, но начнет чувствовать себя крайне неуверенно при записи слов» (2 с. 65). !!! Если родители следуют этим рекомендациям, и ребенок продолжает писать так, как слышит, то у него формируется и зрительно-двигательный неграмотный образ слова. Чем чаще он так пишет и видит эту неграмотную запись, тем привычнее она воспринимается, закрепляется и в дальнейшем воспроизводится автоматически. Выученные впоследствии правила никак не влияют на привычную неграмотную форму записи. Слуховая доминанта приводит к вполне предсказуемым ошибкам. Естественно, дети пропускают буквы, когда им встречается стечение согласных, т.е. пишут так, как произносят, например, «лесница» (вместо «лестница») и пр. Предлоги у них обычно сливаются со словами, поскольку именно так они говорят, например, «во кно» (вместо «в окно»), «фки но» (вместо «в кино»). Поскольку нет звуков Я, Ё, Е, Ю, то дети пишут «йожик», «йащик», «зельоный», «йула» и пр. Глухие и звонкие согласные они тоже пишут в соответствии с тем, как в каждом конкретном случае слышится, а именно: «флак» и «флаги», «дуп» и «на дубе». И чем чаще они так пишут, тем прочнее закрепляются и автоматизируются неграмотные варианты написания. Любой учитель русского языка может привести еще много интересных примеров из школьных тетрадей. Трудно согласиться с Е.А. Бугрименко и Г.А. Цукерман, что «ведя ребенка от звуков к их буквенным обозначениям, взрослый выбирает для малыша наиболее легкий, естественный путь введения в письменность» (2 с. 42). Сегодня все эти особенности неграмотного письма принято квалифицировать как логопедические ошибки, а ребенка, который их допускает, отправлять к логопеду на коррекционные занятия. На самом деле, суть проблемы состоит в том, что мы сначала обучаем детей писать так, как они слышат, а потом пытаемся бороться с тем, чему научили. До конца 80-х годов прошлого века мало кто слышал о логопедах. Изредка они появлялись в детских садах, проверяли особенности произношения и учили детей правильно выговаривать слова. В школах они не работали, дети и без них успешно осваивали грамоту. Ситуация изменилась после того, как начальная школа перешла на новую программу по русскому языку.
Сегодня, несмотря на различие авторов и кажущееся обилие учебников, основу любой программы составляет метод фонематического анализа речи. Фактически — программа одна и дефекты обучения везде одинаковы. И в каждой школе теперь есть логопед, и работы у него исключительно много. Можно сказать, что работа современного логопеда заключается в том, чтобы исправлять неграмотность, которая формируется у учащихся под влиянием рекомендуемого педагогами и психологами дошкольного обучения и программ начальной школы. Естественно, логопеды к этому не готовы, но они работают много и делают, что могут, но радикально выправить ситуацию они не в состоянии. Если они усердно занимаются формированием фонематического слуха, то неграмотность ребенка только закрепляется. ...... Традиционным стало выделение невнимательности в качестве основной из причин неграмотного письма. С позиций здравого смысла это представляется очевидным. Соответственно, предлагается масса упражнений на тренировку внимания. Однако моя более чем 20-летняя практика работы в школах показывает, что подобные умозаключения не вполне корректны. Сама по себе тренировка внимания, безусловно, полезна, но этого недостаточно для того, чтобы дети писали грамотно.
Мои исследования (что отражено в публикациях) показывают, что и при высоком уровне произвольного внимания многие учащиеся и начальных, и старших классов пишут неграмотно.
И, напротив, детей, страдающих легкими функциональными нарушениями в работе мозга (ММД), или, как принято по современной терминологии, с синдромом дефицита внимания и гиперактивностью (СДВГ), можно научить писать грамотно и не допускать ошибок по невнимательности. Даже в тех случаях, когда не удается вылечить само заболевание, можно (именно этим я и занимаюсь) заменить оперативный контроль логическим программированием, и дети пишут грамотно, не допуская ошибок, несмотря на диагноз СДВГ. .... Надо, наконец, признать, что у нас не все в порядке с самим методом обучения. И это первая и основная причина неграмотности современных школьников. Но существует и вторая причина неграмотного письма — это неполноценный навык чтения. Если ориентироваться на педагогическую оценку техники чтения школьников, то особой проблемы не отмечается. Да, многие дети читают медленнее, чем следовало бы. И тут психологами предлагается множество упражнений для ускорения этого процесса: тренировка артикуляции, расширение поля восприятия, чтение на скорость разнообразных буквосочетаний и др. Предлагается и «принудительное» чтение с движущейся с определенной скоростью по строчке рамкой, которая закрывает прочитанные слова, чтобы ребенок не смог к ним вернуться. Озвучил, и иди дальше. Можно спросить, при чем тут скорость? Дело в том, что по современным требованиям к качеству навыка чтения — это первый и главный критерий, далее оценивается — выразительность и безошибочность, пониманию текста при педагогической проверке отводится 4-е место. Считается, если ребенок быстро вслух прочитывает текст, то все в порядке. Методисты, разработавшие критерии оценки навыка чтения, возможно, не подозревали, (а возможно и подозревали) что озвучивание и осмысливание — две независимые операции, которые не слиты даже у бегло читающего взрослого человека. Мы специально проводили эксперименты, предлагая взрослым людям громко, выразительно читать газетные статьи или научные доклады, а потом просили изложить суть того, что они прочли. Все испытывали серьезные затруднения с воспроизведением основного смысла. Когда они аналогичные тексты читали молча, глазами, то никаких затруднений в выделении основных смысловых моментов не возникало. Когда детей на начальном этапе формирования навыка чтения заставляют читать громко вслух и акцент делается на скорости, то тем самым тренируется только операция озвучивания текста, но осложняется его понимание. Любой ребенок скажет, что читать молча проще, но детям этого делать не дают. В итоге нередко происходит полное расщепление операций: дети обучаются бегло озвучивать тексты, абсолютно не понимая того, что они читают. При этом педагогическую проверку техники чтения учащиеся проходят без труда, и считается, что читать они умеют. Мы проводили специальные эксперименты, предлагая учащимся в конце 1-го класса и во 2-м классе, успешно сдавшим технику чтения, прочесть вслух два предложения из рассказа «Рябчонок» Е. Чарушина, входящего в серию рассказов про щенка Томку. В тексте шла речь о рябенькой курочке с хохолком на голове, а на иллюстрации к рассказу был нарисован щенок. Все учащиеся легко громко прочитывали эти два предложения, а на вопрос: «Про кого говорится в тексте?», — уверенно отвечали — «про собачку». Более того, мы просили детей пересказать прочитанный ими текст, и задавали тот же вопрос. Дети легко повторяли близко к тексту, почти наизусть эти два предложения и отвечали, что там говорится про собачку. Е.А. Бугрименко и Г.А. Цукерман уверяют нас, что «чтение есть ни что иное, как „озвучивание" графических значков» (2 с. 37). «После того как ребенок научился сливать любую согласную букву с любой гласной, он освоил основной принцип чтения. Он научился читать» (2 с. 56). К сожалению, данные авторы, также многие педагоги и психологи, которые с ними согласны, заблуждаются. В этом случае ребенок обучается озвучивать, но не читать. Чтение — это перевод графических символов в смыслы. Беглое чтение — это не быстрое озвучивание, это — быстрое понимание. Качество навыка чтения надо оценивать в соответствии с тем, что является смысловой единицей восприятия текста. Мною разработан тест, давно опубликованный и достаточно широко применяемый сегодня психологами, который позволяет определить смысловую единицу восприятия текста. О полноценном беглом чтении мы можем говорить только тогда, когда смысловой единицей восприятия текста является целое предложение. В этом случае, читая, ребенок сразу схватывает смысл целого предложения и легко понимает любые тексты. Таких детей можно обучить грамотному письму, но в начальной школе их не более 2-4 человек на класс. В качестве смысловой единицы восприятия текста может выступать словосочетание. В этом случае смысл предложения понимается не сразу, а как бы складывается из двух-трех кусков, и навык чтения уже неполноценен. Просто построенные тексты на знакомые темы дети понимать могут. Однако длинные, стилистически усложненные предложения, характерные для литературных произведений, понимаются с трудом, частично и искаженно. Мысленные метания героев и философские рассуждения оказываются совсем непонятными. Более 60% учащихся оканчивают школу, имея неполноценный навык чтения. Серьезную литературу они не читают. Диктанты некоторые из них еще написать могут, но сочинения они не могут писать совсем. Для их сочинений характерно лингвистически неграмотное построение фраз, ошибки согласования слов в предложении и, естественно, стандартные орфографические ошибки.
(Вот из этого абзаца собственно и понятен смысл вредительства. Для этого и проводилась реформа.) Однако для большинства учащихся начальных классов характерен еще более убогий навык чтения, когда смысловой единицей восприятия текста является отдельное слово (или его части). Фиксируя отдельные комплексы букв, такой ученик может «увидеть» и произнести совсем не то слово, которое написано, и не заметить этого. Только когда он читает очень медленно и молча, то может точно воспринять смысл слова. Однако при этом ему трудно схватывать смысл предложения, т.к. подробно разбирая слова, он затрудняется в удержании их в памяти. Дойдя до конца предложения, он не помнит, с чего оно начиналось, и в целом не понимает того, что читает.
С такими детьми много работают психологи и логопеды, тренируя у ребенка скорость и безошибочность озвучивания. Прогресс в озвучивании достигается, но при этом ребенок полностью оставляет попытки понимать что-либо при чтении. Успешно пройдя педагогическую проверку техники чтения, такие дети не читают не только книг, но и тексты в учебниках, поскольку не понимают.
Письмо бывает настолько неграмотно, что ребенок получает диагноз «дисграфия». Такие дети допускают множество самых невероятных ошибок даже при списывании текстов, а диктанты, изложения и сочинения совсем писать не могут. В 4-5 классах таких детей более 30%. Если родители проявляют озабоченность, то ребенка удается научить чтению и относительно грамотному письму. Но в большинстве случаев такие учащиеся либо переводятся в классы компенсирующего обучения (в которых от учеников уже ничего не ожидается), либо через пару лет совсем выбывают из школы. click here
Все даты в формате GMT
5 час. Посещений сегодня: 65
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, проверка откл, правка нет
- землян сейчас на форуме
- землянин вне форума
